Неточные совпадения
Шлюпки не пристают здесь, а выскакивают с бурунами
на берег, в кучу мелкого щебня. Гребцы, засучив панталоны, идут в воду и тащат шлюпку до сухого места, а потом вынимают и пассажиров. Мы почти бегом
бросились на берег по
площади, к ряду домов и к бульвару, который упирается в море.
Мы все скорей со двора долой, пожар-то все страшнее и страшнее, измученные, не евши, взошли мы в какой-то уцелевший дом и
бросились отдохнуть; не прошло часу, наши люди с улицы кричат: «Выходите, выходите, огонь, огонь!» — тут я взяла кусок равендюка с бильярда и завернула вас от ночного ветра; добрались мы так до Тверской
площади, тут французы тушили, потому что их набольшой жил в губернаторском доме; сели мы так просто
на улице, караульные везде ходят, другие, верховые, ездят.
В нем самом было что-то от «Испанского дворянина»: однажды
на площади перед каланчой трое пожарных, забавляясь, били мужика; толпа людей, человек в сорок, смотрела
на избиение и похваливала солдат. Ситанов
бросился в драку, хлесткими ударами длинных рук посшибал пожарных, поднял мужика и сунул его к людям, крикнув...
Дети
бросаются вслед за ними, узкая улица проглатывает их темные фигурки, и несколько минут —
площадь почти пуста, только около храма
на лестнице тесно стоит толпа людей, ожидая процессию, да тени облаков тепло и безмолвно скользят по стенам зданий и по головам людей, словно лаская их.
Немецкая печать лежала
на всей городской культуре с сильной примесью народного, то есть эстонского, элемента. Языки слышались
на улицах и во всех публичных местах, лавках,
на рынке почти исключительно — немецкий и эстонский. В базарные дни наезжали эстонцы, распространяя запах своей махорки и особенной чухонской вони, которая
бросилась мне в нос и когда я попал в первый раз
на базарную
площадь Ревеля, в 90-х годах.
Идет один раз Кесарь Степанович, закрыв лицо шинелью, от Красного моста к Адмиралтейству, как вдруг видит впереди себя
на Адмиралтейской
площади «огненное пламя». Берлинский подумал: не Зимний ли дворец это горит и не угрожает ли государю какая опасность… И тут, по весьма понятному чувству, забыв все
на свете, Берлинский
бросился к пожару.
— Да, это правда, — отвечала Нефора и указала рукою в окно, из которого теперь можно было видеть, что в том конце
площади, между Игл Клеопатры, где за минуту стояли жрецы, теперь показался стенобойный таран
на колесах, и народ
бросился, чтобы подпрягаться к канатам и тащить стенобой к правительским бронзовым дверям.
Одно время
на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, всё
бросилось еще куда-то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и всё закричало: «Ура! ура! ура!» Петя поднимался
на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть кроме народа вокруг себя.